110 ВТАП - Сын временщика

По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист: в его складе не было ничего стройного, так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было изучать анатомию жил, мышц и т.д. Сверх того он как-то судорожно морщил подбородок. У него были большие мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет его лица был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот большой, лоб нависший...». Так описал внешность графа генерал Н. А. Саблуков. Столь же неприязненно рисует А. А. Аракчеева и другой его современник - А. К. Гриббе, служивший с 1822 года офицером в управлении аракчеевских военных поселений: «Фигура графа, которого я увидел тогда впервые, поразила меня своею непривлекательностью. Представьте себе человека среднего роста, сутулого, с темными и густыми, как щетка, волосами и мутными глазами, с толстым и весьма неизящным носом формы башмака, довольно длинным подбородком и плотно сжатыми губами, на которых никто, кажется, никогда не видывал улыбки или усмешки; верхняя губа была чисто выбрита, что придавало его рту еще более неприятное выражение. Прибавьте к этому еще серую из солдатского сукна куртку, надетую сверх артиллерийского сюртука, и вы составите себе понятие о внешности этого человека, наводившего страх не только на военные поселения, но и на все служившее тогда в России». Совершенно ясно, что граф Алексей Андреевич Аракчеев был не слишком красив, хотя сохранившиеся портреты это умело маскируют. Кроме того, по свидетельству современников, он слыл человеком злым и жестоким. Цари благоволили к нему, ценили его жестокость, а также опыт и знания, особенно артиллерийские. Его часто и много награждали, но он вовсе не был корыстен или жаден. Молва постоянно осуждала Аракчеева, усматривая в нем будто бы врожденную предрасположенность к злодейству. Эти слухи оказались весьма устойчивыми, и когда в 1961 году в первом томе «Исторической энциклопедии» появилась статья об Аракчееве, в которой несколько слов было сказано о его заслугах в развитии русской артиллерии, ее восприняли как сенсацию. Сегодня отношение к графу иное. Все чаше среди историков слышатся речи о том, что А. А. Аракчееву Россия обязана немалым. Да и идея военных поселений, с которыми русская история накрепко связала имя Аракчеева, пришла в голову не ему. Просто он самым непреклонным образом, дотошно, как делал все и всегда, осуществил и довел до крайности замысел обожаемого им императора Александра I Благословенного. Кстати, о любви Алексея Андреевича Аракчеева к императорам. Современный биограф графа Аракчеева профессор юридического факультета Московского университета В. А. Томсинов¹ высказал парадоксальную мысль: Аракчеев будто бы благоговел перед императором Павлом I, не только награждавшим его, но и подвергавшим опале. А вот Александра I, по мнению того же В. А. Томсинова, Аракчеев в глубине души ненавидел, хотя и поставил ему на свои средства памятник в собственном имении Грузино, что в Новгородской губернии, и завещал через 100 лет после смерти императора издать «полную и достоверную» историю его царствования. Каким он был, всесильный временщик граф Алексей Андреевич Аракчеев? Его биографии, деятельности, влиянию на русскую государственную жизнь первой четверти XIX века посвящена обширная литература. Кто хочет, может обратиться к ней. Чтобы соблюсти объективность, лучше всего начать с сочинения Д. П. Струкова². Отдельным изданием оно вышло в Петербурге в 1894 году и имело пояснение, что составлено для Биографического словаря русских деятелей, издаваемого Императорским русским историческим обществом. Именно это сочинение лежало в основе многих дореволюционных русских справочных изданий. Большой интерес представляют также напечатанные Николаем Аполлоновичем Лашковым³ в журнале «Русская старина» «завещательные распоряжения» графа А. А. Аракчеева, собственноручно написанные им на листах Евангелия издания 1833 года, находившегося в Андреевском соборе села Грузине. Кроме того, заслуживают внимания книга Василия Федоровича Ратча⁴ и рассказы историка Николая Гавриловича Богословского⁵. А. А. Аракчеев прожил 65 лет. Его деятельности на государственном поприще, как уже говорилось, посвящено немало исследований. А вот о личной жизни графа известно немного. Именно о ней мы и намерены поговорить. Летом 1799 года в возрасте 30 лет Аракчеев вздумал жениться. Избранницу звали Авдотьей Савельевной Ваксель. Алексей Андреевич сделал ей предложение, но она была влюблена в другого, фаворита Павла I - Николая Осиповича Котлубицкого, отвечавшего ей взаимностью. В записке Н. О. Котлубицкому летом 1799 года А. С. Ваксель писала об Аракчееве: «Какой он гадкий! Какая мерзкая у него рожа! Он мне очень не понравился». Насколько надо было не понимать ситуацию, чтобы сделать предложение девушке, так отзывавшейся о нем! Вскоре Ваксель и Котлубицкий, несмотря на сопротивление родни невесты, поженились. История, ставшая известной в обществе, немало навредила А. А. Аракчееву. Однако 4 февраля 1806 года в возрасте 37 лет Алексей Андреевич наконец-то на самом деле женился. Венчался он в Сергиевском артиллерийском (конечно же!) соборе в Петербурге. Супруге Аракчеева, дворянке Ярославской губернии Наталье Федоровне Хомутовой, едва исполнилось 18 лет. Торжественный праздник новобрачных посетил сам император Александр Павлович. У разных исследователей различные взгляды на то, почему у Аракчеева не сложилась семейная жизнь. С. Н. Шубинский считает, что Н. Ф. Аракчеева была женщиной достойной и порядочной. Узнав о продолжавшихся и после свадьбы любовных похождениях своего мужа, Наталья Федоровна будто бы «убежала от него и более никогда не желала с ним видеться». В. А. Томсинов в своей книге говорит несколько иначе об этой стороне жизни Аракчеева. Граф будто бы с самого начала ревновал свою миловидную, хрупкую жену и постарался сделать ее домашней затворницей. Первое время у молодоженов все было нормально... но уже через год последовал разрыв. В петербургском обществе объясняли его грубостью и ревностью графа. Однажды, отправляясь по службе в воинские части, он приказал слугам не выпускать жену из дома. Рассердившись, она уехала навсегда к матери. А вот еще одна версия. Чиня по высочайшему повелению в 1807 голу ревизию у петербургского обер-полицеймейстера, который на украденные из государственных средств 100 000 рублей строил себе огромный дом, Алексей Андреевич натолкнулся на две записи, в которых говорилось, что Наталья Федоровна Аракчеева брала по настоянию своей маменьки взятки с полицеймейстера, за что она и была отправлена мужем к своей маменьке немедленно и насовсем. Какая из этих версий правильная, сказать трудно. Впрочем, а не обе ли? Ведь Аракчеев был воистину суров. Недаром один из его подчиненных, Иван Александрович Бессонов, вспоминал: «Всегда осторожный, всегда скрывающий глубоко свою мысль и свои страсти, он не любил около себя шуму и восклицаний, в каком бы они роде ни были...»⁶. Однако верно и то, что Алексей Андреевич охотно покупал себе для служения в дворне молодых и красивых крепостных девушек. Так, однажды была приобретена Настасья Федоровна Минкина. На сей раз, покупка оказалась настолько удачной, что составила целую эпоху в жизни графа. Четверть века Минкина была не только его постоянной любовницей, но и фактически управляющей его Грузинской вотчиной, когда граф оттуда отлучался. Да и при нем Настасья Минкина играла в Грузино заметную роль. Грузинскую вотчину Аракчееву подарил император Павел I в 1796 году, только что, взойдя на престол. Некогда она принадлежала Деревяницкому монастырю, но при секуляризации церковных земель Петр I определил село в казну, а затем отдал князю Александру Даниловичу Меньшикову. Позже здесь снова хозяйничал монастырь. У него-то и забрал Павел I Грузино и подарил его своему временщику. Село находится в 81,5 верстах от Новгорода Великого и в 140 верстах от Петербурга. Оно довольно удобно расположено, рядом течет Волхов. Аракчеев формально не был разведен с Натальей Хомутовой, однако многолетнее сожительство с Минкиной было чуть ли не официально узаконено. Простая крепостная дворовая женщина порой участвовала в доверительных разговорах графа Аракчеева с навещавшим его в Грузине императором Александром I, который оказывал ей разные знаки внимания. Приезжавшие же в гости к Алексею Андреевичу вельможи не брезговали целовать у нее руку... Настасья Минкина, по некоторым данным, была дочерью кучера и даже едва ли не из цыган. У нее были иссиня-черные волосы, большие черные глаза, «в которых плясали огонь и страсть. А на темных щеках полыхал нежный румянец»⁷. Девица эта была сметлива, имела твердый характер. Она завела в Грузино образцовый порядок, который напоминал Аракчееву военную службу в Гатчине и о котором он всегда мечтал. Его доверие к сожительнице год от года росло. Казалось, что именно она была полной хозяйкой в имении. Конечно, ей приходилось мириться с тем, что граф Аракчеев, уезжая куда-либо, заводил себе на стороне других любовниц. Она же довольствовалась тем, что все подчиненные графа Аракчеева, включая и многих генералов, льстили ей, заискивали перед нею и беспрекословно исполняли ее приказы. Ну а петербургская знать забрасывала Настасью подарками, чтобы через нее умилостивить «самого» Аракчеева. После ее смерти Алексей Андреевич, чтобы унизить многих представителей русской знати, опубликовал списки этих подношений, вернул их сановным дарителям, привезя дарованное в Петербург на 40 огромных возах. Что касается крепостных сурового и грозного барина, то они считали Настасью Минкину колдуньей, сумевшей с помощью нечистой силы приворожить хозяина, пристрастить его к себе. Одна из легенд, постоянно сопутствовавших имени Минкиной, гласила, что Настасья Федоровна на самом деле была официальной женой местного крестьянина-кучера. Аракчеевский писарь Ефимов сообщал: «Когда Аракчеев возвысил ее до своей интимности, то мужа она трактовала свысока: за каждую вину, за каждую выпивку водила на конюшню и приказывала при себе сечь». Минкина умела мастерски приспосабливаться к разным обстоятельствам. Узнав о смерти матери Алексея Андреевича 17 июля 1820 гола, она вполне искренне пишет своему любовнику и господину: «...прошу именем Божьей Матери поберегите себя. Я очень верю и чувствую вашу потерю; но, душа моя, вспомни ее лета и слабое здоровье - это можно было ожидать. Но ваша верная слуга просит, как единственного друга, поберегите свое здоровье... Один гроб заглушит чувство моей любви к вам, я люблю вас столь много, что не могу более любить. Этому Бог свидетель». Стараниями Настасьи Федоровны при общем руководстве графа Алексея Андреевича Аракчеева имение было приведено в образцовое состояние. Сюда было приятно приглашать гостей, пленять их гостеприимством. Например, в 1824 году благодарным посетителем Аракчеева стал известный сочинитель и тайный агент охрани тельных органов Фаддей Венедиктович Булгарин. Впоследствии он вспоминал: «Кушанье было отличное, вина превосходные, десерт богатый и хозяин находился в хорошем расположении духа, был разговорчив и любезен. Радушие с гостем отличительная черта русского характера, и я ссылаюсь на всех, бывавших в доме графа А. А. Аракчеева, что невозможно быть гостеприимнее его и любезнее, когда он принимал человека не как начальник, а как хозяин дома». А вот другое булгаринское весьма сочное описание новгородского имения Аракчеева, приведенного заботливой рукой Настасьи Минкиной в образцовое состояние: «Грузинский английский сад бесподобен: он лежит вокруг горы, на которой построена усадьба. Сад вмещает в себя пруды, беседки, павильоны, прелестные рощи. Цветов множество, растительность богатая... Осмотрев чугунный портик, пол которым стоит лик Андрея Первозванного, мы зашли в церковь, подивились ее великолепию и полюбовались памятником работы знаменитого Мартоса. Ризница богата драгоценной старинной утварью. Отсюда мы прошли в деревню или на село. Улицы выметены; лома прекрасные и выстроены в линию, в ломах такая чистота, как в самых лучших казармах. В одном крестьянском доме нас попотчевали сотами. Крестьянский хлеб превосходный. Крестьяне показались мне зажиточными. Потом осмотрели мы инвалидный лом и госпиталь. Инвалиды одеты в форму, бывшую при императоре Павле Петровиче. Везде удивительная чистота, порядок, дисциплина, все на военную ногу. Окрестные поля возделаны превосходно». Другой современник графа Аракчеева, Василий Александрович Сухово-Кобылин, сообщал: «Несмотря на пышность Грузина и на полную свободу, предоставленную его посетителям, казалось, что в самом воздухе присутствует какой-то стеснительный элемент, и становилось особенно неловко при мысли о возможности контактов с владельцами этого волшебного дворца. Ничто не нарушало заведенного раз и навсегда машинного порядка. Часы обеда, чая и ужина были неизменны. На дороге и даже по деревенским богатым улицам аракчеевских сел, крестьяне заметали следы, оставленные колесами каждого проезжающего экипажа». Ежедневный контроль и надзор за крепостными с самозабвенной отдачей осуществляла Настасья Федоровна. Она чувствовала себя подлинной хозяйкой Грузино, но все-таки боялась крутых поворотов судьбы и потому решилась «родить» графу ребенка. Коварство ее заключалось в следующем. В одной из дальних деревень умер крестьянин Лукьянов, а вдова его осталась беременной. Настасья уговорила женщину за большие деньги отдать родившегося ребенка ей, Минкиной. А уж она-то дитятю выдаст за своего ребенка, воспитает по-барски, осчастливит и мальчика, и его «отца» - Аракчеева навеки. Минкина взяла Лукьянову в кормилицы и няньки к «родившемуся» мальчику, и истинная мать поклялась, что будет хранить тайну до самой смерти. Бедная женщина распустила в своей деревне слух, что родила мертвого мальчика, а сельский священник за немалые деньги взял на свою душу грех и похоронил пустой гроб. Настасья Минкина, пролежав несколько дней для приличия в своей спальне, радостно известила Алексея Андреевича, что подарила ему сына. В метрическую книгу ребенок был записан под вымышленным именем крестьянского сына Михаила Ивановича Лукина. Когда же граф Аракчеев вернулся в Грузино, он возмутился: его сын будет крестьянином? Аракчеев послал приближенного к нему генерала Бухмейстера в город Слуцк Минской губернии, и тот привез мальчонке новые документы - на имя дворянина Михаила Андреевича Шумского. Теперь тщеславие графа могло быть удовлетворено: «его» сын стал дворянином. Аракчеев хотел воспитать «сына» аристократом, поэтому отдал его в 1809 году в шестилетнем возрасте учиться в Петровскую школу в Петербурге. Однако через год Алексей Андреевич взял мальчика из школы и отдал его в частный пансион пастора Каллинса. Вскоре Шумский был переведен в Пажеский корпус, в котором воспитывался под присмотром «отца». Прежде чем дальше описывать судьбу Михаила Андреевича Шумского, укажем все-таки на одно обстоятельство: нельзя с достоверностью исключить того, что отцом его и на самом деле был граф А. А. Аракчеев, а матерью - Н. Ф. Минкина. Что касается Настасьи, то она своей ближайшей цели достигла. Алексей Андреевич после «рождения сына» стал еще внимательнее относиться к любовнице. Он стремился одевать ее по последней моде, возил с собой в служебные разъезды. Настасья делала толковые замечания при осмотре работ в военных поселениях далеко за пределами имения. Теперь она была каким-то образом записана в купчихи, а в банк довольно прижимистый граф положил на ее имя 24 000 рублей - по тому времени для крепостной «экономки» деньги немалые. Однако Минкина все-таки оставалась невежественным человеком и очень плохим воспитателем: она заставляла Мишеньку Шумского беспрерывно льстить Аракчееву, как делала это сама, всяческими путями вытягивать из графа деньги, презирать людей, которые стояли ниже на общественной лестнице. Минкина жестоко секла «сына» с раннего детства и тем вызывала непонятный ребенку ропот «няни», угрожавшей Настасье рассказать «всю правду» графу. В результате положение Михаила Шумского и в родном ломе, и в Пажеском корпусе, и в гвардии было двусмысленным. Вопросы и сомнения, копившиеся в его душе, оставались неразрешенными. Юноша вырос дерзким, поведение его было вызывающим, хотя учился он недурно. Что бы он ни сделал, начальство всегда покрывало его, боясь мести всесильного временщика. Михаил Шумский стал много пить, а в зрелые годы превратился в откровенного алкоголика. Он все чаще предавался кутежам, позволял себе все более дикие выходки, затевал шумные скандалы, на учения приезжал в пьяном виде. Однажды, отдавая рапорт на строевом смотре государю императору, Шумский по пьянке упал у того на глазах и сильно разбился. Теперь уже и Аракчеев, до которого и прежде доходили слухи о безобразиях «сына», увидел, что дело плохо. Алексей Андреевич пригрозил решительными мерами, но за «сына» вступилась умная и хитрая Настасья. Шумский клялся и божился, что бросит пить, вымаливал прощение у «отца», а на другой же день пил и кутил снова. Он так возненавидел Аракчеева, что скрывать этого больше не мог, и уведомил письмом Алексея Андреевича, что готов бросить его, что жить с ним он более не может. Конечно, чувства М. А. Шумского можно было понять, но по отношению к искренне любившему его человеку это была черная неблагодарность. В 1825 году на Алексея Андреевича обрушились несчастья. 10 сентября из Грузино прибыл гонец с печальной новостью: тяжело заболела Настасья Федоровна, надежды на выздоровление будто бы нет никакой. Граф Аракчеев немедленно потребовал коляску и помчался в новгородское имение. В дороге он узнал правду: Настасья вовсе не была больна, ее зарезали дворовые, доведенные до отчаяния издевательствами над ними. В Грузино Аракчеев нашел труп своей любовницы уже на столе; приготовленный к погребению. Граф впал в истерику и кричал дворовым, чтобы они зарезали и его. Могилу Настасье Минкиной Алексей Андреевич приказал выкопать рядом с местом, приготовленным для него самого. Он прыгнул в могилу вслед за гробом. Его еле вытащили всего в ушибах и царапинах. Затем граф стал чинить следствие, суд и расправу. Те, кого не засекли плетьми до смерти, сосланы были на каторгу и в Сибирь. Алексей Андреевич Аракчеев сообщил о своем несчастье императору письмом в Таганрог, написав, что заниматься государственными делами больше не способен. Вскоре, 28 сентября 1825 года, Александр I послал в Грузино прощальное письмо: «прощай, любезный Алексей Андреевич, не покидай друга, верного тебе друга», а в ноябре в столицы и крупные города России пришло известие о том, что в Таганроге скончался император Александр I. Для графа Аракчеева это был еще один тяжелейший удар. Михаил Андреевич Шумский по-прежнему пьянствовал и дебоширил. Однажды в театре в Петербурге он устроил публичный пьяный скандал. Его лишили флигель-адъютантского звания и перевели во владикавказский гарнизонный полк в чине подпоручика. Узнав о повелении «сына», Алексей Андреевич в коротком и сухом письме сообщил ему, что отрекается от него и запрещает обращаться к нему с какими бы то ни было просьбами. Подпоручик Шумский провоевал на Кавказе четыре года. Сперва с чеченцами, а потом с персами и турками. В бесчисленных боевых стычках выказал отчаянную, беззаветную храбрость, был ранен, получил высочайшие награды, но, вернувшись с войны, снова стал пить. И не только с офицерами, но и с солдатами, дни и ночи проводил в питейных заведениях, пренебрегал службой, валялся мертвецки пьяным в офицерском мундире при орденах на улицах. В 1830 году его уволили из армии «по болезни». И это, действительно, была уже болезнь. Шумский явился в Грузино, так как больше ему деться было некуда, но Алексей Андреевич не пожелал видеть Михаила. Ему дали одежду дворового человека, немного денег и письмо к новгородскому вице-губернатору с просьбой куда-нибудь пристроить. Его определили мелким канцеляристом. Михаил Андреевич продержался только до выплаты жалованья, снова запил, а в ответ на благочестивые проповеди вице-губернатора запустил в него чернильницей. С позором Шумский был возвращен в Грузино. Граф Аракчеев пришел в бешенство и приказал выгнать «сына» из своей усадьбы. Михаил Шумский в отчаянии отправился в дальнюю деревню к своей кормилице-матери, которая приняла его с нежной лаской и любовью. Здесь Михаил Андреевич Шумский узнал правду наконец-то о своем рождении. Старуха самозабвенно ухаживала за молодым человеком, кормила его, но денег у нее не было. Однако сын нашел способ зарабатывать: стал учить детей военных поселенцев грамоте. Хотя и ничтожно было вознаграждение, но на выпивку хватало. Шумский ходил от деревни к деревне, не брезговал ничем, а встретив случайно старых друзей и сослуживцев, просил выпить или денег на водку. Через несколько месяцев Лукьянова умерла, и Шумский вновь лишился крова над головой и куска хлеба. Ему ничего не оставалось делать, как просить помощи у ненавистного приемного отца. Михаил Андреевич прибегнул к посредничеству генерала Бухмейстера, который когда-то достал дворянские документы. Тот помог отправить «сына» под надзор Новгородского архимандрита Фотия в Юрьевский монастырь. Граф назначил Шумскому годовое содержание в тысячу двести рублей и ласково простился с ним, а Фотий осенил крестом и отправил в знаменитый монастырь. Крепился Михаил Андреевич, насильно приобщенный к монашескому образу жизни, десять месяцев, беспрекословно нес он возложенные на него строгие послушания. Однако затем сначала робко, а потом все смелее стал пить. Фотий пытался воздействовать на него убеждением, но вскоре все понял и принял строгие меры. Большую часть времени любитель выпить проводил теперь не в своей келье, а в «карцере», на хлебе и воле, и почти ежедневно отбывал налагавшиеся на него тягостные епитимьи. Тем временем Алексей Андреевич Аракчеев медленно угасал и 21 апреля 1834 года скончался. Михаил Андреевич Шумский, чаще всего пьяный, оказался вообще никому не нужным. Архимандрит Фотий уговорил его переселиться в Соловецкий монастырь. Последовал высочайший указ, и Шумский перебрался на новое место жительства. Настоятель Соловецкого монастыря сначала отмечал, что Шумский ведет себя «смирно и несет добровольно монастырские послушания, хотя против других и легкие». Однако смирения хватило только на два года. Затем Михаил Андреевич стал обращаться к Николаю I через духовное начальство с противоречивыми просьбами. Прошения были велеречивыми, их автор намекал на наследство, не полученное от А. А. Аракчеева, просил определить его куда-нибудь по усмотрению самого государя. Из кабинетских сумм государь назначил Шумскому прежнее годовое содержание в 1200 рублей. Михаил Андреевич пожелал остаться в Соловецком монастыре, где он неплохо ладил с добрейшим настоятелем, даже пожертвовал обители сначала 600, а потом 300 годовых рублей от царских щедрот. Однако, пропившись и поиздержавшись, сократил свой добровольный дар втрое. Вокруг опять стали кружить скандалы и денежные распри. В 1841 году изобретательный ум Михаила Андреевича Шумского нашел необычный выход из запутанного положения. Он решил из своего 1200 рублевого годового пособия на следующий год 600 рублей употребить на постройку в лесу Анзерского острова часовни и кельи для себя. Когда все было готово, инок Михаил переселился туда с изрядным запасом «пьянственного пития» и стал спаивать окрестных иноков, «пустынных старцев» и иных монахов. Три месяца духовное начальство из-за отдаленности Анзерского острова ничего не ведало о делах Михаила Шумского, когда же узнало, возмутилось. Отношения с иноком Михаилом испортились. Постоянное пьянство Михаила Шумского расшатало его здоровье. Врачей вокруг не было, и Михаил Андреевич после 15 лет Соловецкого бытия запросился у царя в родную Новгородскую губернию, в Филиппо-Ирбитскую пустынь. Государь опять разрешил, но Михаил Андреевич Шумский, незаконный (или приемный) сын временщика графа Алексея Андреевича Аракчеева, сумел добраться только до Архангельска, где и умер в больнице приказа общественного призрения 10 июля 1851 года 48 лет от роду.

110 ВОЕННО-ТРАНСПОРТНЫЙ АВИАЦИОННЫЙ ПОЛК

Сын временщика