Аракчеев "рекомендовал" генерал-кригс-комиссару, "действуя недреманно во всем по долгу звания своего на основании существующих постановлений и руководствуя вверенный департамент к лучшему успеху возложенных на него дел, представлять уже прямо к нему, в случаях, власть вашу превосходящих". Не прибегая к коренной ломке установившегося интендантского строя, Аракчеев для упорядочения деятельности комиссариатского и продовольственного ведомств прежде всего усилил контроль над их действиями, создав над ними высший независимый надзор в лице дежурнуго генерала военного министра, а затем принял меры к тому, чтобы изменить "несвойственный канцелярский обряд", вследствие которого "выходит чрезвычайная переписка, а отчеты составляются с большим трудом и медленностью" (напр., к 1809 г. не было еще отчетов за 1806 и 1807 гг.). Чтобы побудить хозяйственные департаменты к скорейшему представлению этих отчетов, Аракчеев объявил, что доколе не отдадут за 1806 и 1807 годы надлежащих по всем вверенным им частям отчетов, членов комиссариатской и провиантской экспедиций и подведомственных им комиссий, также комиссионеров и секретарей, в отставку не увольнять, исключая тех, кои окажутся нерадивыми или неспособными к исправлению своих должностей, о каковых управляющие департаментами имеют представлять военному министру и которых отставлять уже с тем, чтобы впредь никуда не определять". Стремясь дать интендантству "новое образование", Аракчеев, верный своей системе поощрений, принял меры, чтобы снять с него позорное клеймо - лишение мундира за войну 1806-07 гг. В мае 1806 г. он испросил Высочайшее соизволение на производство комиссариатских и провиантских чинов из одного класса в другой по старшинству, с тем, чтобы тогда же произвести "всех неподверженных никаким взысканиям". Из сохранившихся сведений видно, что было произведено 95 чинов и отставлено 52 (35 %). Довольный службой продовольственных ведомств, Государь к концу 1809 г. предоставил военному министру право возвращения мундира комиссариатским и провиантским чинам, и постепенно мундир был возвращен всем служащим... К числу важнейших мероприятий, осуществленных Аракчеевым по интендантству, принадлежат распоряжения о продовольствии войск в Сибири, издание новых правил для приема и браковки провианта и фуража, предоставление провиантским комиссиям и комиссионерам права в экстренных случаях заготовлять провиант и фураж без предварительного утверждения цен гражданским губернатором, утверждение новых правил для отпуска в войска материалов для обмундирования, изменение конструкции пехотного снаряжения (в 1808 году были введены нового образца ранцы и патронные сумки), устранение затруднений в заготовках вещей и материалов (сукон, холста и прочее), установление системы льгот для подрядчиков, устранение застарелых (с 1735 г.) недочетов по госпиталям и прочее. Будучи озабочен "недреманно" снабжать большую армию, в которой числилось в 1808 г. 705381 человек и 269252 лошадей, а в 1809 г. 732713 человек и 262092 лошадей, всем необходимым, Аракчеев принял меры к тому, чтобы на военное ведомство никаких жалоб "на обиды и притеснения жителей" не было, для чего войскам, при передвижении их внутри Империи, предписывалось получать от губернаторов "акты о благополучном следовании". Полк, давая постоянные отчеты о своем состоянии, обязан был представить и "чистовой акт", т. к. в случае жалобы насчет допустившего притеснения шефа немедленно же посылались курьеры. "Акты" эти объявлялись в газетах во всеобщее сведение. Насколько внимательно Аракчеев следил за этим, можно судить по следующему факту: установив однажды, что киевский гражданский губернатор выдал квитанцию, что "войска 22-й дивизии, во время похода по губернии, никаких гражданам и поселянам обид, налогов и притеснений не делали", тогда как жалобы на это последовали, Аракчеев довел об этом до сведения министpa внутренних дел князя А. Б. Куракина и, указывая, какому взысканию были подвергнуты виновные чины, добавил, что "о сем сообщается по Высочайшему повелению" и что "трудно будет удостовериться в доходящих сюда жалобах, когда сами начальники губерний делают понаровку полкам, скрывая противозаконные поступки в актах, от лица их выдаваемых..." К числу важнейших организационных мероприятий общего характера, проведенных Аракчеевым, относятся: 1) увеличение состава армии на 30.000 чел.; 2) разработка положения о Сибирском каз. войске; 3) введение артиллерийских и инженерных округов; 4) учреждение первых учебных частей; 5) учреждение запасного рекрутского депо. Мысль об учреждении учебных войск принадлежит самому Аракчееву, признавшему нужным сформировать резервную пешую роту, для "приуготовления фейерверкеров". Вслед за этим император Александр I в 1808 г. признал необходимым учредить, "для лучшей удобности снабжать полки исправными унтер-офицерами", "учебный гренадерский батальон"; в следующем 1809 г. был учрежден второй такой же батальон, а цесаревич Константин Павлович, в свою очередь, признал нужным завести для той же цели "учебный кавалерийский эскадрон". Разрешая унтер-офицерам вопрос, Аракчеев не освободил и полки от подготовки унтер-офицеров, требуя, чтобы на роту и эскадрон было в год подготовлено определенное их число (2-3 чел.). Одновременно Аракчеев попытался разрешить и штабной-офицерский вопрос путем командирования в учебные батальоны капитанов, дабы сделать их "знающими штаб-офицерами". Учреждение запасного рекрутского депо имело целью "сбережение людей и комплектование полков не необразованными рекрутами, а молодыми солдатами". Эти депо должны были служить также практической школой для молодых офицеров; для этого А. признал необходимым из выпускаемых в офицеры дворян 142 человек ежегодно прямо в полки не отправлять, а посылать сперва в запасное рекрутское депо, где они под руководством опытных офицеров, становясь учителями рекрут, завершали на практике и свое полученное наскоро "научение". За общим ходом дела в депо наблюдал главный командир запасных рекрут, состоявший под одним непосредственным начальством военного министpa и получавший от него одного все "разрешения" и указания. Последние заключались, между прочим, в следующем: "на предмет обучения рекрут поставлялось в виду: а) "чтобы не изнурять людей и отнюдь за ученье не наказывать, ибо ошибки в учениях зависят больше от понятия, которое не у всякого человека равно; следовательно, чтобы довести рекрута до желаемого совершенства, надобно употреблять время и старание, дабы не побоями, а благоразумным растолкованием и ласковостью дойти до того"; б) "напротив, ленивых рекрут (следует) в штраф заставлять чаще учиться и писать в фурлейты"; в) "отличных рекрут в поведении и ученьи иметь всегда на замечании и пред другими давать им преимущество, переменяя рекрутские воротники на красные суконные, поручая в команду им других и напоследок производя в ефрейторы..." В общем, запасные рекрутские депо представляли для армии значительный кадр молодых солдат для действующих полков, давали значительный кадр учителей как офицеров, так и нижних чинов; имея строевую организацию, могли служить кадром для формирований и выделять маршевые батальоны, давали возможность установить комплектование полков молодыми солдатами, а не рекрутами, чем значительно увеличивалась постоянная боевая готовность полков, и, наконец, явились хорошей школой для систематического проведения в жизнь разумных "понятий" в деле образования солдата и содержания его. Особенную услугу оказали депо в Отечественную войну 1812 г., послужив кадром для формирования резервных армий. Для надлежащей оценки деятельности Аракчеву надо принять во внимание, что ему приходилось работать при условиях военного времени: 13 января 1808 г. он был назначен военным министром, а с 14 января ему пришлось уже готовить корпус войск, предназначенный "для некоторого предприятия к движению" в Финляндию, обратившегося потом в войну. Одновременно с устройством будущей Финляндской армии Аракчев приходилось заботиться об усилении Молдавской армии, которая вела войну с Турцией, а также обеспечивать войска, охранявшие Балтийское побережье "противу действия Англии", и не забывать войска на Кавказе. Деятельность Аракчева в русско-шведскую войну 1808-1809 гг. до последнего времени оставалась в тени, а между тем в деле покорения Финляндии он сыграл большую и активную роль. Имея дело в качестве военного министра с главнокомандующим, который не пользовался доверием Государя и армии и не выделялся военными дарованиями. Аракчев вынужден был во что бы то ни стало направить дело так, чтобы никакой главнокомандующий не мог затормозить благоприятного исхода кампании. Поэтому он прежде всего исключил всякую неопределенность отношений с графом Буксгевденом, сообщив ему 16 января Высочайше повеление, в силу коего вся переписка, не только по продовольствию армии, укомплектованию, снабжению деньгами, вещами, оружием, снарядами и т. п., но "и вообще по движению войск, расположению их, учреждаемых планов к действиям и успехам, какой происходить будет", велась главнокомандующим единственно, только с Аракчевым, кроме случаев, где потребно донесение Его Императорского Высочества. Вместе с тем Буксгевдену было сообщено, что Аракчев будет оказывать ему "пособия" во всех отношениях. Эти "пособия" коснулись прежде всего вопроса о снабжении армии, которое в эту войну было устроено вполне надежно. В продолжение 1½ лет военного действий армия всегда имела за собой запасы провианта настолько достаточные, что затруднения в довольствии испытывали порой только те ее части, к которым доставка питания, по условиям обстановки и по отсутствию перевозочных средств, оказывалась невозможной. Для характеристики деятельности Аракчева по этому вопросу ценным является следующий рассказ Д. Б. Мертваго, бывшего генерал-провиантмейстером действовавшей в Финляндии армии. Беседуя с Аракчевым о средствах снабжения войск хлебом, Мертваго сказал, что единственным средством исполнить все своевременно явилось бы приказание всему Санкт-Петербургскому гарнизону печь хлеб и пересушивать его в сухари. Аракчев сейчас же, "постуча в колокольчик", призвал адъютанта и велел ему составить соответствующий приказ. Огромный и важный проект, сильно помогший армии, был осуществлен моментально, благодаря энергии и решимости Аракчева брать все на себя и быстро, с одного слова, схватывать предмет и понимать идею. Артиллерия в эту войну, по свидетельству всех историков, явилась наиболее подготовленным и благоустроенным родом оружия, и этим, по общему признанию, она была всецело обязана Аракчеву. Когда же в армии обнаружился недостаток боевых припасов, Аракчев немедленно командировал на театр военных действий директора артиллерийского департамента, генерала Меллер-Закомельского, предписав ему "все оное устранить собствен. везде присмотром и присутствием". Из числа мероприятий, осуществленных Аракчевым и имеющих особое значение, заслуживает упоминания распоряжение о том, чтобы полки выступали в составе 2-х батальонов, оставляя в 3-м батальоне мало пригодных к походу людей (больные, рекруты и т. п.). Значение этого организационного мероприятия было таково, что в 1810 г. оно было узаконено, причем в полках первые батальоны назывались действующими, а последний - запасным батальоном. В 20-х числах февраля 1808 г. Аракчев, с Высочайшего соизволения, и сам прибыл в армию, чтобы на месте ознакомиться с состоянием ее и разрешить многие вопросы политического и стратегического характера. - "Чтобы оказать все учтивство, главнокомандующему армией принадлежащее", рассказывает в своих воспоминаниях Д. Б. Мертваго, Аракчеев надел мундир и шарф и явился к Буксгевдену. Тот принял Аракчеева по-домашнему. "И на другой день учтивства оказано не больше". Д. Б. Мертваго полагает, что это обстоятельство вооружило Аракчеева против Буксгевдена и повлияло на смену последнего с поста главнокомандующего. Однако все историки согласно признают, что личные впечатления Аракчеева несколько ослабили значение доносов на Буксгевдена приставленного к нему в качестве эксперта по финляндским делам интригана и честолюбца генерала Спренгспортена, и Буксгевден оставался на своем посту до начала декабря 1808 года, хотя целый ряд высочайших резолюций на донесениях и реляциях Буксгевдена ("вздору бездна, дела мало...") красноречиво свидетельствует о крайнем недовольстве императора Александра им и его способом ведения военных операций... В августе 1808 г. в Высочайшем присутствии и при участии Аракчеева состоялось совещание с целью разобраться в положении дел в Финляндии, на котором выработан был новый план военных действий, разработанный маркизом Пауллучи, и послан Буксгевдену. Обиженный этим, последний подал прошение об увольнении его от должности главнокомандующего; отставка была принята. Покидая армию и считая виновником всего происшедшего А., Буксгевден послал ему письмо, полное упреков за все и, между прочим, за "уничижение" звания главнокомандующего, "почтенного от всех и всеми веками". Многие историки называют это письмо "мужественным"; не оспаривая этого эпитета, должно, однако, сказать, что было оно направлено не по совсем точному адресу. Основываясь на недоверии и нелюбви Государя к Буксгевдену, против него интриговали в СПб. многие, но Аракчеев едва ли не менее всех, ибо для себя он ничего не искал от смены главнокомандующего. И современники верно это поняли. "Многие находили его (письмо) не дельным, - вспоминает И. П. Липранди. - Многие не оправдывали его содержание", находя, что в нем Буксгевден, недовольный за многие сообщения ему Высочайшей воли Аракчеев, как военным министром, "излил на него всю желчь свою..." На место Буксгевдена главнокомандующим был назначен генерал Кнорринг, которому император Александр и предложил выполнить давно задуманный им план движения трех наших корпусов через Ботнический залив на шведский берег. Но и Кнорринг, подобно Буксгевдену, стал уклоняться от выполнения этого плана. Среди многих генералов он также не встречал сочувствия. Только один Багратион по поводу его сказал: "прикажут - пойду..." Тогда, чтобы сломить упорство Кнорринга, по совету французского посла при русском дворе, был послан в армию Аракчеев. 20 февраля он прибыл в Або и, по общему признанию, "проявил энергию замечательную". Все затруднения, встреченные как главнокомандующим, так и начальниками обеих северных колонн (Барклай де Толли и граф Шувалов), были устранены, войска укомплектованы, продовольствие собрано, перевозка его организована, настроение вождей поднято. Так, в ответ на жалобы Барклая де Толли, что главнокомандующий не дал ему надлежащих инструкций, Аракчеев писал ему: "Генерал с высшими достоинствами в оных и нужды не имеет. Сообщу вам только, что Государь Император к 16 марта прибудет в Борго, то я уверен, что вы постараетесь доставить к нему на сейм шведские трофеи. На сей раз я желал бы быть не министром, а на вашем месте, ибо министров много, а переход Кваркена Провидение представляет одному Барклаю де Толли". Через четыре дня после этого (4 марта) Барклай де Толли двинул свои войска через Кваркен... 6 марта возобновил военные действия и графа Шувалов... - "Друг мой, - писал Аракчееву Государь 7 марта, - я тебя не могу довольно благодарить за твое усердие и привязанность к себе... Поведение Кнорринга бесстыдное, и одно твое желание, чтобы я не сердился, удерживает меня вымыть ему голову, как оного он заслуживает... Я не могу довольно нахвалиться твоею решимостью и оною ты мне оказал настоящую услугу..." К письму приложен был указ, которым Аракчеев вверялась власть неограниченная во всей Финляндии и право "предоставлять сей указ везде, где польза от службы того востребует". Казалось, все было хорошо налажено для последнего удара Швеции: отряд графа Шувалова шел к Торнео, отряд Барклая де Толли переходил Кваркен, авангард Багратиона подходил уже к шведскому берегу... Государств, переворот, совершившийся в Стокгольме 1 (13) марта - низложение короля Густава IV Адольфа - помешал выполнению плана императора Александра. В эту критическую минуту для Швеции нельзя было допустить появления русских войск на шведской земле, и поэтому шведский главнокомандующий предложил генералу Деббельну, занимавшему Аландские острова, начать переговоры с русскими о перемирии на неопределенное время, до начала переговоров о мире. Парламентеру Деббельна действительно удалось уговорить Кнорринга; оставалось только подписать конвенцию о перемирии. Но в это время прибыл Аракчеев и разорвал ее. Он заявил шведскому парламентеру, что цель экспедиции продиктовать мир в столице Швеции, и потребовал, чтобы шведские войска сдались военнопленными. Тогда парламентер вызвался доставить в Стокгольм предварительные условия мира, предложенные русскими. Аракчеев на это согласился, считая, что цель экспедиции уже достигнута: шведы согласны на мир. Но шведы его обманули. Прежде всего Деббельн использовал это согласие для приостановки движения Кульнева из Гриснегамна к Стокгольму, заявив Кноррингу, что ожидаемый Аракчеевым уполномоченный прибудет для переговоров о мире на следующий же день, но при условии, чтобы русский отряд не ставил своей ноги на шведскую землю. Кнорринг отозвал назад Кульнева и вернул Барклая де Толли из Умео, но шведы обманули. Вместо уполномоченного для переговоров о мире, в главную квартиру нашей армии прибыл лишь курьер с письмом к Государю. Рассерженный Аракчеев требовал возобновления воен. действий, нового занятия Умео и Гриснегамна. Но Кнорринг и его генерал-квартирмейстер Сухтелен поддались убеждениям шведского парламентера в бесцельности и опасности дальнейшего движения русских войск через Ботнику и, наконец, вырвали у Аракчеев согласие на приостановку наступления. Историки наши, до сих пор охотно отыскивавшие в Аракчееве только одно дурное и умаляющее его деятельность, не находят слов, чтобы в достаточной мере осудить его за это согласие, которое в их глазах свело к нулю все заслуги Аракчеева в деле покорения Финляндии. Однако император Александр, крайне самолюбивый и потому очень ревниво относившийся к исполнению им самим задуманной и разработанной зимней операции, обрушил свой гнев лишь на Кнорринга, отлично понимая, что в вопросах не административных, а оперативных, Аракчеев не мог не считаться с мнением главнокомандующего и его генерал-квартирмейстера. Когда уже, наконец, мир со Швецией был заключен, император Александр I на другой же день прислал Аракчеев орден Св. Андрея Первозванного при письме, в котором, между прочим, говорилось: "посылаю то, что по всей справедливости тебе следует..." Аракчеев упросил Государя взять орден обратно, отметив на рескрипте, что последний "находился у него с 12 час. дня до 7 час. вечера". Тогда государь, "в воздаяние ревностной и усердной службы военного министpa" графа Аракчеева, приказал войскам отдавать "следующие ему почести и в местах Высочайшего пребывания Его Императорског Величества...." Сам Аракчеев в следующих словах очертил свою роль и свою деятельность в русско-шведскую войну: "Я не воевода и не брался предводить войсками, но Бог дал мне столько разума, чтобы различить правое от неправого. Буксгевден почитал меня своим личным врагом - и крепко ошибался. Тот мой враг, кто не исполняет своего дела как следует. Я воевал с Буксгевденом его собственным оружием - его резонами, против предложенного им перемирия, и если бы слушал всех да не столкнул Барклая на лед, прямо в Швецию, то мы еще года два пробились бы в Финляндии". - В конце того же 1809 г. Аракчеев, обиженный тем, что проект учреждения Государственного Совета выработан был Императором в полной тайне от него, и видя в этом акте недоверие к себе, подал прошение об отставке. Император Александр I не принял такового и письмом, в котором, вопреки обыкновению обратился к Аракчееву на "вы", просил его при первом свидании решительно объявить, может ли он, Император, видеть в нем "того же графа Аракчеева, на привязанность которого я думал, что твердо могу надеяться, или необходимо мне будет заняться выбором нового военного министра". Аракчеев, однако, своего решения не изменил. Тогда Государь предложил ему на выбор: оставаться воен. министром или же быть председателем военного департамента Государственного Совета. А. выбрал последнее; и 1 янв. 1810 г. сдал должность военного министpa. Покидая ее, Аракчеев сделал следующую характерную надпись на одном из прокладных листов принадлежавшего ему Евангелия: "Января 1 дня 1810 г. В сей день сдал звание военного министра. Советую всем, кто будет иметь сию книгу после меня, помнить, что честному человеку всегда трудно занимать важные места государства". 18 января состоялся приказ о новом назначении Аракчеева, причем за ним были сохранены звания члена комитета министров и сенатора. 28 июня того же года Государь поручил Аракчеев устройство первого военного поселения. До сих пор Аракчеева считают инициатором этого учреждения, но упускают из вида, что еще в начале 1810 г. граф Н. С. Мордвинов, видя невозможность в уменьшении великого числа содержимых войск, высказал Государю мысль, что вопрос об уменьшении расходов на содержание армии мог бы быть удобно разрешен учреждением "усадеб для полков", а затем уже подал об этом особую записку сам Аракчеев. В донесении своем Государю о Елецком поселении полку, 13 марта 1817 г., он так излагает историю этого дела: "Благодетельное внимание к заслугам победоносных Ваших воинов внушило Высочайшее Императорское Величество в 1810 г. мысль, достойную Отеческого Вашего о них попечения: дать им свою оседлость, - соединить в определенных округах земель все возможные для них выгоды и, вместе с тем, удовлетворить всем видам благоустроенного правительства Великой Империи. Угодно было Вам удостоить меня доверенностью в исполнении первого опыта поселением одного батальона Елецкого пехотного полка: руководимый непосредственно Вашими наставлениями, я ничего более не делал, как только исполнял в точности Высочайшую волю Вашу... Но тем не менее счастливым себя почитаю, что употреблен был Высочайшим Величеством при таком предприятии, которое, с полным приведением оного в действо по плану Высочайшего Величества, должно основать и навсегда упрочить благосостояние Российского воинства со всеми неисчислимо выгодными последствиями во всех государственных соображениях..." Таким образом Аракчеев, являясь исполнителем Высочайшей воли, руководился соображениями, которые в заманчивом свете представляли "неисчислимо выгодные последствия". И с обычной своей энергией принялся он за дело, собственноручно сделал расчеты потребной для поселения земли, количества зерна, потребного для посева, плана поселка, зданий и т. п., и 9 ноября 1810 г. последовал Высочайший указ о поселении батальона Елецкого мушкетного полка в Бобылецком старостве Климовецкого повета Могилевской губернии. Первоначальное устройство военного поселения сопровождалось чрезвычайными затруднениями, которые приводили исполнителя, генерал-майора Лаврова, в отчаяние, но благодаря Аракчееву все препятствия устранялись, и к февралю 1812 г. водворение поселян было закончено. Отечественная война положила предел этому первому опыту военные поселения - 29 февраля выступили в армию действ. батальоны полка, а в июне - запасный и рекрутский. В то же время положение Аракчеева изменилось настолько, что он желал лишь "уединения и спокойствия", дабы представить графу Салтыкову, князю Голицыну, Гурьеву и др. "вертеть и делать все то, что к их пользам". Особенно угнетало его приказание "ехать и быть в армии без пользы, а как кажется, только пугалом мирским..." Аракчеев пробыл в свите Государя без определенного назначения до 14 июня, когда на него возложено было управление воен. делами, почему "с оного числа вся французская война шла через его руки: все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления Государя Императора". Вскоре же после этого на долю Аракчеев выпала щекотливая миссия - убедить Государя в необходимости оставить армию. Инициатором этого предположения, как известно, был адмирал А. С. Шишков, составивший известное письмо "к пользе Государя и Государства", которое было подписано еще и Балашовым, и Аракчеев "взялся как скоро можно будет, отдать оное Государю". Щадя самолюбие Государя, Аракчеев не вручил письма ему лично, а 5 июня положил с вечера на столик. - На другой же день к вечеру отъезд был решен. Насколько прав был Аракчеев, отнесясь чутко к своей миссии, можно судить по следующей выдержке из письма Государя, к Великой Княжне Екатерине Павловне: "Я только и желал, что быть с армией... Я пожертвовал для пользы моим самолюбием, оставив армию..." 5 августа А. был назначен в состав чрезвычайного комитета, которому доверено было избрание главнокомандующего. Единогласно был избран М. И. Голенищев-Кутузов, о котором Аракчеев был высокого мнения... Возвращаясь в начале декабря 1812 г. к армии, Государь взял с собой А. и уже не расставался с ним до окончания "французских дел". В Париже 31 марта 1814 г. Государь собственноручно написал приказ о производстве, "вместе с графом Барклаем, в фельдмаршалы и графа Аракчеева", но последний и этой награды не принял и выразил желание отправиться в отпуск. Отпуская его "на все то время, какое нужно для поправления здоровья", Государь выразил Аракчеев в собственноручном письме исключительные дружеские чувства. Письмо было следующего содержания: "С крайним сокрушением я расстался с тобой. Прими еще раз всю мою благодарность за столь многие услуги, тобой мне оказанные, и которых воспоминание останется навек в душе моей. Я скучен и огорчен до крайности; я себя вижу после 14-летнего тяжкого управления, после двухлетней разорительной и опаснейшей войны, лишенным того человека, к которому моя доверенность была неограниченна всегда. Я могу сказать, что ни к кому я не имел подобной и ничье удаление мне столь не тягостно, как твое. Навек тебе верный друг". В ответном письме Аракчеев "откровенно" высказал, что "любовь и преданность к Его Величеству превышали в его чувствах все на свете" и что стремления заслужить доверенность не имели другой цели, как "для доведения до Высочайшего сведения о несчастьях, тягостях и обидах в любезном отечестве". По возвращении в СПб. Государь вызвал Аракчеева к себе и с августа 1814 г. стал ему поручать различные обязанности. Мысль о военных поселениях не покидала Государя, и он вполне определенно высказал ее в манифесте 30 августа 1814 г., указав: "Надеемся, что продолжение мира и тишины подаст нам способ не токмо содержание воинов привесть в лучшее и обильнейшее прежнего (состояние) , но даже дать оседлость и присоединить к ним их семейства". Вот почему одним из первых Высочайших поручений Аракчееву было составление особого "положения" батальону Елецкого полка, водворенному на старое место своего поселения, т. к. до этого времени он руководствовался массой частных распоряжений. Положение это, "основанное на точных Высочайших повелениях", имело целью "изложить главные основания устройства военного поселения и объяснить каждому хозяину те выгоды, коими он может пользоваться в новом его состоянии" и было "сделано генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии граф Аракчеев в селе Грузине на р. Волхове 1815 г. 1 января". Почти одновременно Государь возложил на Аракчеева и обязанности докладчика своего по комитету 18 авг. 1814 г., впоследствии Александровский комитет о раненых. Аракчеев не только один из первых оценил идею Пезаровиуса путем издания частной военной газеты ("Русский Инвалид") помогать увечным и раненым воинам, но и оказывал ему постоянную нравственную и материальную поддержку, был одним из первых подписчиков "Русского Инвалида", упрочил существование этой газеты и "преподал Пезаровиусу способы" продолжать святой подвиг служения раненым, избрав его своим сотрудником по комитету и вместе с ним организовав его деятельность, которая к 1826 г. выражалась уже в следующих цифрах: 1) капитал с 359 тыс. рубл. возрос до 6,8 млн. руб., 2) выдано раненым в виде пенсий и пособий свыше 3 млн. руб., 3) определено к должностям свыше 1.300 чел., 4) на воспитание детей предоставлено до 1,5 млн. руб. И несмотря на это, имя Аракчеева едва упоминается на страницах истории комитета (Военного Сборника 1903 г.) и газеты "Русский Инвалид". Аракчеев стал единым докладчиком Государю по представлениям всех министров, которые вынуждены были, вследствие "трудолюбивого и попечительного исполнения государственных обязанностей" Аракчеев, "съезжаться к нему к 4 часам ночи". Конечно, такая совместная работа с "Силою Андреевичем", как называли Аракчеева за его влияние, породила множество недовольных, в глазах и на устах которых он стал и "проклятым змеем", и "вреднейшим человеком", и "извергом и злодеем, губящим Россию". Более же справедливые современники признавали, что "из всех министров минувшей эпохи граф Аракчеев был одним из самых трудолюбивых, дельных и честных" и что он, "занимаясь делами с железной настойчивостью", всемерно стремился "поставить деловое и опытное на место знатного пусточванства". Хотя никто и не упоминает, как "приготовлял себя" Аракчеев к такой грандиозной деятельности, но даже ярый его ненавистник, Ф. Ф. Вигель, не называет его "призраком министра", а наоборот, подчеркивает, что в то время, когда "бессильная геронтократия дремала у государственного кормила. . . за всех бодрствовал один всем ненавистный Аракчеев". Особенную деятельность он проявил в той области, которая была поручена его исключительному ведению, а именно в деле создания военных поселений, и к 1817 г. казовая сторона их представилась в следующем виде: 1) в 1813 г. был поселен комплектный батальон в 1000 чел., при которых жен и детей не было, а к 1817 г. - в поселении насчитывалось уже 2337 чел. поселян, в том числе 796 жен и 540 детей; 2) военные поселяне в хозяйстве были наделены, обеспечены и даже имели свой запасный хлебный магазин с 7.370 четвертью разного хлеба и свой заемный денежный капитал - до 28 тыс. рублей; 3) организованы медицинская помощь и помощь при стихийных бедствиях; 4) создано обеспечение инвалидов; 5) устранены нищенство, пьянство и тунеядство; 6) введено обязательное обучение детей (до 12 лет при родителях, а потом при батальоне в "военном отделении"). На все это затрачено было "из казны" за 1813-1816 гг. всего 101.338 р. 30 коп. Отрицательными сторонами воен. поселений были: 1) несправедливость по отношению нижних чинов, которые навсегда оставались в военном звании, а по отношению коренных жителей - обращение их в постоянное военное сословие; 2) тяжелая необходимость весь свой домашний обиход и всю жизнь построить на неуклонном исполнении "положения", которым предусматривались все житейские мелочи. Существуют указания, что, узнав о желании Императора ввести военные поселения в самых широких размерах, Аракчеев на коленях умолял его отказаться от этой мысли и говорил: "Государь, вы образуете стрельцов". Но Александр I остался непреклонным, и к концу его царствования всего было поселено: пехоту - 138 батальонов., кавалерию - 240 эксадронов, и пользовались постоем - 28 артиллерийских, 32 фурштатских и 2 саперные роты и 3 роты на Охтенском пороховом заводе, так что под начальством Аракчеева состояло до 749 тысяч душ (не считая несовершеннолетних женского пола), расселенных на площади свыше 2,3 млн. десятин земли. Общий расход казны был всего до 18 млн. рублей, а на будущее время воен. поселения имели уже свой капитал до 30 млн. рубл. Если принять во внимание, что Аракчееву пришлось создавать, по его выражению, "законодательство совершенно нового государственного устройства, которому не было образцов ни у нас в России, ни в других владениях", то ясно, что для такой работы нужны были чрезвычайная энергия и, по выражению Сперанского, "постоянство усилий и твердый, ничем не совратимый взор, непрерывно устремленный на важные государственные пользы". "У меня камерюнкерствовать не можно, - говорил Аракчеев - Я педант, я люблю, чтобы дела шли порядочно, скоро, а любовь своих подчиненных полагаю в том, дабы они делали свое дело". Безмолвными свидетелями огромного труда, положенного Аракчеевым на военные поселения, являются: библиотека его, заключавшая сотни томов по хозяйству, архитектуре и прочее; сотни всеподданических докладов по делам военных поселений (хранятся в Московском Отделении Общественного Архива Главного Штаба) и законодательный "фундамент" для тех же поселений, представляющий десятки систематично разработанных "учреждений, положений, установлений, правил и уставов" по всем отраслям, начиная с подробнейших учреждений об устройстве военных поселений (пехоты, кавалерии, саперного батальона, фурштатских рот, ротных школ и прочее; расквартирование, ежедневная служба и учения; устройство штаба и "совета над воен. поселениями", устройство отрядных, дивизион. и бригадных штабов, экономических комитетов и т. д.) и кончая положениями о конских заводах, о заводе рогатого скота, о запасных магазинах, о заемных капиталах, о паровом лесопильном заводе, о пожарных инструментах и т. д., вплоть до "Положения для парохода военных поселений, действующего двумя паровыми машинами, каждая противу 12½ лошадей" и "Устава, как должно прилагать о воинстве на ектениях при богослужении в церквах военного поселения", утвержденного митрополитом Михаилом. Отметая в сторону все положительное, в личности и деятельности Аракчеева современники и исследователи их "сказаний" сделали его ответственным пред судом истории решительно за все недочеты эпохи 1815-25 гг., которую образно символизировали "палкой, обвитой розами", и окрестили "аракчеевщиной". - Однако не следует забывать, что многие аракчеевские учреждения (помощь при стихийных бедствиях, пожарное и санитарное дело, призрение инвалидов, запасные магазины, земские банки, уничтожение нищенства, пути сообщения, благоустройство селений, обязательное обучение и т. д.) сделали бы немалую честь и в настоящее время нашим селам и деревням многих местностей. Немало полезного и в военном отношении было введено Аракчеевым в военных поселениях, а именно: устроены военно-сиротские отделения, учреждены ротные и эскадр. школы, учебные батальоны и дивизионы, в которых к началу 1825 г. учащихся было свыше 10 тыс.; войска были прекрасно обеспечены в продовольственном и хозяйственном отношениях; установлена справедливая система прохождения службы офицерами путем введения ответственных гласных аттестаций, объявлявшихся в приказах, причем начальству вменялось неуклонно руководствоваться истиной; улучшен офицерский быт устройством библиотек, "офицерских рестораций", по-современному - собраний, в которых строго воспрещалось: иметь горячие напитки, "вовсе употреблять шампанское вино", брать на "запиши" и т. п., но зато предоставлялось иметь дешевый "стол", "для большого удовольствия" устраивать собрания с музыкой, скромную игру в "бостон, вист и пикет, в шашки, в шахматы", а приезжающим разрешалось останавливаться с удобствами в "покоях" и т. п.; организовано издание периодического "семидневного листка", что служило отчасти дополнением к выписываемым в библиотеки журналам, причем часть их Аракчеев присылал за свой счет; организовано призрение отставных увечных и слабых от старости и болезней воинов, послуживших отечеству, и, наконец, воен. поселения служили надежным резервом или запасом войск; когда в 1821 г. наша армия готовилась к новому заграничному походу, то из поселенных войск намечалось образовать резервную армию из 4 корпусов. Будучи педантичен в своих служебных требованиях, Аракчеев, как это свидетельствуют приказы по воен. поселениям, требовал, чтобы офицер поселен. войск был "кроток, терпелив, справедлив и человеколюбив, дабы излишней иногда торопливостью в приказаниях не затруднять исполнения их..." И его требовательность была обращена не на воен. поселян, а на их начальников, как о том свидетельствуют следующие строки из письма его к начальнику новгородских военных поселений, генералу Маевскому, писанному 12 мая 1824 г., но характерному для всех периодов службы Аракчеева: "Прошу вас покорно не спускать, и строгость нужна более для штаб и обер-офицеров, нежели для военных поселян, и оное требую, ибо мои правила не сходятся с правилами, в армии употребляемыми; я полагаю, что когда строгость, разумеется справедливая, без интриг (коих я не терплю...), употребляется на начальников, то все пойдет хорошо, и солдаты будут хороши.