| «…Драгуны есть оружие полезное и самонужнейшее, ибо из них, обученных действовать как пехота и кавалерия, можно сделать двоякое употребление, смотря по обстоятельствам, не заимствуя в помощь и подкрепление ни пехоты, ни кавалерии».
Г. А. Потемкин. Записка в Воинскую комиссию.
Рядовой Лейб-гвардии драгунского полка (1812-1817г)
ПЕШЕ ПО-КОННОМУ Не обязательно даже хорошо знать военную историю (хотя, конечно же, не помешает) - достаточно обратиться к мировому литературному наследию классиков, равно как и к бессмертному армейскому фольклору, дабы понять: гусары всегда свысока смотрели на иных кавалеристов. Тем не менее, не в обиду им будет сказано, оснований для подобного апломба у них не было: каждый вид конных войск выполнял свою нелегкую миссию, владея особыми навыками ведения боя. Более того, те же драгуны - вечный объект гусарских насмешек и саркастических выпадов - при случае могли бы дать элите как минимум десяток очков форы. Не случайно в своей повести «Подвиги бригадира Жерара» Артур Конан Дойль писал: «Одно мне было очевидно: гусар без лошади - это лишь полчеловека». Драгуны же… Впрочем, вот что о них сказано в справочнике императорской главной квартиры «Кавалерия (кроме гвардейских и казачьих частей)», изданном в Санкт-Петербурге без малого столетие назад: «Со словом «драгун» соединяются два понятия: первоначальное - пехота, посаженная на коней, и современное - кавалерия, способная действовать в пешем строю». В этом - соль. Большинство исследователей сходятся во мнении, что название «драгун» вошло в обиход в Европе к середине XVI века, благодаря тактической новации французского маршала Бриссака. Он приказал отобрать лучших из лучших пехотинцев, посадить их на коней и бросить в бой под знаменами с изображением хвостатых драконов («dragon» - производное от латинского «draco», в переводе - дракон; ощущаете сходность звучания?). Однако немногим менее распространена и другая версия, согласно которой драгуны произошли (в этимологическом смысле, разумеется) от своего оружия - «драгона», короткого мушкета.Если поначалу лошади были лишь средством оперативной доставки воинов к месту схватки, где седоки спешивались и обнажали оружие, то уже в начале XVII века искусный в военном деле шведский король Густав II Адольф превратил драгун в настоящую кавалерию. Применялась она и в разведывательных рейдах, и в сторожевом охранении, и непосредственно в сражениях, действуя в различных боевых порядках. В лексиконе же русских военных слово «драгун» прописалось, по некоторым источникам, в 1631 году, когда державные мужи царя Михаила Романова уполномочили полковников Лесли и Ван-Димена создать первый драгунский полк «нового строя».Сказано - сделано. Яснее ясного, кем укомплектовали иноземцы, состоящие на русской службе, это формирование: разумеется, своими земляками - шведами, англичанами и голландцами. И года не прошло, как от полка, успевшего принять участие в сражениях с поляками под Смоленском, осталось одно воспоминание. Нет, воины не полегли геройски на поле брани: движимые исключительно корыстными интересами, иностранцы, каждый из которых норовил отхватить кусок пожирнее, напрочь перессорились и «вышли из строя», вернувшись в родные края. Урок пошел впрок русским военно-начальникам. 
Великий князь Кирилл Владимирович (слева) в форме обер-офицера лейб-гвардии Драгунского полка и испанский король Альфонсо XIII
Не отказавшись от мысли поставить на службу царю и отечеству регулярные войска по образу и подобию западноевропейских, они пошли несколько другим путем. В 1664 году было сформировано сразу несколько полков, в которых «немцы», как называл народ всех чужеземцев подряд за их непонятную речь (дескать, иностранец сродни немому - общение с ним столь же бесполезно), заняли только руководящие посты. Рядовых же набрали в основном из дворян мелкого пошиба, «охочих и вольных» людей, а также татар, принявших православие. Замысел был весьма прогрессивным, а вот в жизнь его воплотили по старинке: новоявленных драгун обмундировали, вооружили, выдали «сухпайки» (соль, крупу) и наделили землей, дабы, обрабатывая ее, они смогли бы содержать себя и свои семьи. Ну точь-в-точь как стрельцы. Ежегодно, конечно же, после уборки урожая, они являлись на сборный пункт для обучения ратному делу. А через месяц возвращались к местам постоянной «дислокации», где, к слову, кроме исполнения аграрных обязанностей, им надлежало еще и нести службу по сторожевому охранению рубежей, близ которых, как правило, и создавались подобные поселения. В этом было одно из существенных отличий русских драгун от европейских. Нетрудно догадаться, что регулярными эти полки были только на бумаге, тем паче что уровень их военной выучки и степень боеспособности оставались, мягко говоря, довольно скромными.Правда, иногда случалось им участвовать и в серьезных сражениях, где, наряду с выполнением основных тактических задач - поддержкой наступающих войск огнем, оперативным захватом важных объектов, они, привыкшие к тяжелому крестьянскому труду, проводили различные инженерные работы. Вот почему в ряде литературных произведений XVII века драгун нередко метафорически называли «чернорабочими войны». Но постепенно социальный статус поселенных драгун снижался. В их рядах уже редко можно было встретить выходцев из боярской и дворянской среды, зато все чаще полки комплектовались стрелецкими детьми да податными и «гулящими» людьми. Так, к примеру, при формировании одной из частей в южных «украинских» землях в нее поголовно записали все крестьянское население Комарицкой волости, в Смутное время первой поддержавшей Лжедмитрия. Разнилось и вооружение драгунских полков в зависимости от места дислокации, состава и близости к центру. Причем с годами оно становилось все хуже и хуже. Если поначалу им выдавали относительно надежные колесцовые карабины на перевязях и шпаги на плечевом ремне, то со временем «артиллерия» драгуна уже ничем не отличалась от солдатской, представляя собой облегченный фитильный мушкет с банделером. А шпагу впоследствии и вовсе заменили бердышом. Кроме того, в отличие от заморских полков сразу не заладилось с обеспечением русских драгун пиками. Иногда для них проводились, говоря современным языком, мастер-классы, в ходе которых они могли не только посмотреть, как это делается «у них», но и испытать свою сноровку. Однако подобного табельного оружия у них не было. Изредка им от щедрот военного ведомства перепадали солдатские полупики - это в лучшем случае, в худшем - лишь наконечники к ним: доводить оружие до ума приходилось самим. Кстати, о руководящей и направляющей роли: первое время драгуны находились в ведении Иноземского и Рейтарского приказов, к которым позднее присоединились Разряд и некоторые территориальные приказы. Ну а уж в вопросах обеспечения они зависели практически от всех приказов - Оружейного, Пушкарского, Казенного, Тайного, Конюшенного, Монастырского, Ямского и иных. К чему это приводило? Догадаться несложно: не только в России ответственность, разделенная на многих, переставала быть таковой. «ДРАКОНЫ» ГНЕЗДА ПЕТРОВА
 Ко времени восшествия на царский престол Петра Великого драгунские полки переживали далеко не лучшие свои дни. На прямой вопрос: «Есть ли в вашей армии драгуны», государь всея Руси, не покривив душой, смело мог бы ответить: «Есть!». Но молодой император прекрасно понимал, что серьезной угрозы для противника эта конница собой, увы, не представляет. Потому она и оказалась в сфере внимания великого реформатора, который превратил ее - не одночасье, конечно, - в действительно боеспособную кавалерию, сумевшую достойно противостоять одной из сильнейших армий Европы - войскам шведского короля Карла XII, да и в целом продемонстрировала в Северной войне свою возросшую мощь. Поначалу Петр I не стал изобретать колесо: в 1700 году он сформировал два регулярных драгунских полка, назначив, по «рецепту» своего венценосного деда, их командирами иностранных офицеров Гулица и Шневенца, и тут же бросил части, необстрелянные, толком не обученные, спешно экипированные, вместе с другими родами войск на… осаду Нарвы. Велика ли значимость кавалерии в подобной баталии - под стенами крепости? Вопрос риторический. Лошади потребовались драгунам только лишь для того, чтобы добраться до вражеского оплота, после чего седоки, спешившись, пополнили собой ряды пехоты. Предвижу недоумение тактически подкованного читателя: а как же разведка и организация заслонов на вероятных направлениях подхода неприятельских резервов? Эта миссия была возложена на многочисленную - почти 65 сотен всадников - поместную кавалерию под командованием Бориса Петровича Шереметева. И она ее образцово.... провалила. Мало того, что крупным силам противника удалось скрытно приблизиться к крепости, так супостат еще и насмерть перепугал поместных конников. У страха глаза велики: едва заслышав звуки приближающегося шведского корпуса, они в панике кинулись врассыпную, потеряв около тысячи человек только при переправе через реку Нарову. Это было поражение русской армии, как ни парадоксально звучит, благотворно повлиявшее на развитие драгунских частей. Воистину - для кого война, а для кого мать родна. Воочию убедившись в том, что абы какая кавалерия успеха в сражениях не имеет и иметь не может, Петр повелел создать и обучить в течение года 12 регулярных драгунских полков. Состав их был довольно пестрым: и поместные конники - дети обедневших дворян и бояр, и рейтары, и копейщики, и оказавшиеся не у дел гусары, и городовые казаки, и стрельцы. Брали и крестьян, суля им за постоянную службу жалованье в 12 рублей ежегодно (половина тут же уходила на военную форму) и бесплатное питание: в мирное время - хлеб да каша, в лихую годину ежедневно полагалось мясное блюдо, две чарки вина и гарнец (более 3 литров!) пива. Но все это были солдаты. Куда сложнее оказалось найти на бескрайних просторах России офицеров, знавших толк в «драгунском строе». Во всяком случае, на первых порах. Куда деваться - пришлось выписывать комсостав из-за рубежа. Но постепенно ситуация изменялась к лучшему. Уже вскоре, как свидетельствуют «сказки» Невского полка, который возглавляли иноземцы Ян Портес и Иоган фон Изолев, около половины офицерских должностей в нем занимали наши соотечественники, правда, в невысоких чинах, однако и Москва не сразу строилась. Обмундировали их по-пехотному - в темно-зеленые кафтаны, красные камзолы и штаны. Только спустя два десятилетия, согласно постановлению Военной коллегии, драгун отличили, выдав им специфическую сине-белую униформу из дорогого сукна. Но недаром говорят: нет худа без добра, как и добра без худа - почетная новация влетела драгунам в копеечку, поскольку деньги за нарядный костюм вычли у них из жалованья. Зато вооружение претерпело лишь незначительные изменения - арсенал драгуна составляли пехотная фузея, палаш и пистолет. Крайне сложно, если не сказать - практически невозможно оказалось обеспечить драгун их четвероногими напарниками - речь, конечно же, о лошадях. Голштинцев, предпочтение которым отдавали европейцы, в частности шведы, в России можно было по пальцам пересчитать. По велению Петра спешно создали новые конные заводы в Казанской, Азовской и Киевской губерниях, однако по мановению царского скипетра голштинцы не размножаются тысячами, мгновенно взрослея, и не улучшается порода наших лошадей - для этого нужно время. Вот почему в Северной войне драгуны участвовали, имея под невероятно тяжелыми немецкими седлами выносливых, но, увы, низкорослых ногайских коней. По словам одного из очевидцев, правда, несколько более поздних событий, порой «драгуны, сходя с коней, валили их на землю». Не исключено, что отчасти и поэтому «драконы» Петра Великого особого трепета у неприятеля не вызывали. Не говоря уже о том, что они и пороху-то еще не нюхали. Оттого-то и писал известный русский публицист И.Т.Посошков генералу Ф.А.Головину: «А если на конницу посмотреть, то не то что иностранцам, но и самим на них смотреть зазорно… сабли тупые, клячи худые… ружьем никаким владеть не умелые». А вот что сообщал своему правительству английский посол лорд Витворт: «В царской армии кавалерии, собственно, нет, а есть 16 драгунских полков, которые ездят на легких татарских лошадях, и сомнительно, чтобы они могли устоять против шведских кирасир…». К счастью, опыт - дело наживное. Оплачивая его дорогой ценой - ценой своей крови и самих жизней, - новая регулярная конница Петра прошла хорошую школу в этой кампании: она уже не наваливалась на противника всей беспорядочной массой, а выступала боевым строем, действуя организованно и эффективно. Главный итог: в активе драгун появились первые победы, одержанные ими в боях под Эрестфером, Менценом, Мариенбургом, Венценом, Каркусом и, разумеется, Калишем в 1706 году. Последняя баталия - одна из крупнейших в Северной войне и, пожалуй, самая успешная для союзных войск, которыми командовал Александр Данилович Меншиков. Царский фаворит убедительно продемонстрировал свой полководческий дар, заставив противника играть по его правилам. И немалую лепту в разгром неприятеля внесли эскадроны драгун. Сначала они обратили в бегство польских всадников, затем заманили в западню шведских кавалеристов. И наконец, поставили точку в сражении, спешившись по приказу Меншикова и сомкнутыми рядами двинувшись грозной силой с ружьями наперевес на противника. Этого оказалось достаточно, чтобы он сдался. Петр I так отозвался о битве под Калишем: «Победа, которой еще не бывало дотоле…». Он приказал отлить медали (золотые - для офицеров, серебряные - для солдат), которыми наградили отличившихся храбрецов Невского, Казанского и Нижегородского драгунских полков. Теперь уже ни в нашем отечестве, ни за его пределами никто не сомневался: у России появилась мощная конница. Что в очередной раз она убедительно доказала в бою у деревни Лесной, где был разгромлен корпус генерала Левенгаупта, и, конечно же, в Полтавской битве. В 1725 году, когда Петра I не стало, в русской армии было 33 драгунских полка, не считая частей, сформированных императором в ряде городов для выполнения особых задач. Это было время их славы и всеобщего уважения. Было, но, к сожалению, прошло. В дальнейшем военное руководство, взяв за основу западноевропейские уставы, не рассматривающие атак на полном скаку с обнаженным холодным оружием, а требующие вести огонь с коня, подрубило под корень боеспособность драгунских полков. И вполне закономерно их стали расформировывать, заменяя гусарами, гренадерами, уланами, кирасирами, карабинерами и егерями. «ДРАГУНЫ С КОНСКИМИ ХВОСТАМИ»
Офицерский нагрудный знак лейб-гвардии Драгунского полка. 1912 год.
Верно говорят: необходимость - жестокая наставница. Поэтому накануне войны с Пруссией правительство отказалось от неоправданной политики экономии на драгунах, хотя содержание их обходилось казне недешево. Укреплялись старые полки, создавались новые, усиливалось внимание к их боевой подготовке, чему во многом способствовал специальный устав «Экзерциция и учреждение строев всяких церемониалов регулярной кавалерии», принятый в 1755 году. В нем, в частности, говорилось: «Всякое действие и сила кавалерии, которая с авантажем и с победою неприятеля чинима бывает, состоит в храбрости людей, в добром употреблении палашей, в крепком смыкании и в жестоком ударе через сильную скачку... Верховая езда составляет наивящую и необходимо-нужнейшую должность, за неисправность которой следует особый гнев императрицы…». Кроме того, требовалось, чтобы рубке палашом драгун «обучали на скаку, поставя или дерево, или сделанные из бумаги болваны». Но сказать, что в Семилетнюю войну драгунские полки вступили полностью укомплектованными, оснащенными и хорошо обученными - значит погрешить против истины. Слишком поздно спохватилось военное ведомство, приступив к реформированию. И все же драгуны держались молодцами и в крупных сражениях с прусской армией, и в специальных рейдах. В боях у городов Ландсберг, Гольнау, Бернштейн, Регенвальд впервые заявил о своих полководческих способностях в полный голос тридцатилетний подполковник Александр Васильевич Суворов, назначенный командиром Тверского драгунского полка. По сути, это и было его боевое крещение. Командующий группировкой генерал Берг весьма лестно отозвался о молодом офицере: «Быстр в рекогносцировке, хладнокровен в опасности и отважен в бою». Однако на этом конная карьера будущего великого русского полководца прервалась почти на два десятилетия. Равно как и деятельность большинства драгунских полков, которые преобразовали в карабинерные. Оставшиеся части направили на восточные рубежи России для несения пограничной и гарнизонной службы. Судьба распорядилась так, что с именем Суворова оказалось связано очередное возрождение драгунских полков. В 1773 году в успешной кампании по захвату Туртукая он применил драгунскую тактику, приказав карабинерам Астраханского полка спешиться и атаковать турок с ружьями наперевес. Фаворит императрицы Григорий Потемкин, начинавший службу в лейб-гвардии Конном полку и считавший себя опытным кавалеристом, детально проанализировал баталию у Туртукая и в результате инициировал формирование десяти новых драгунских полков. Примечательно, что эти части обучались премудростям военного дела уже по методике Суворова, своего крестного отца в тот период. И, следует отметить, неплохо овладели «наукой побеждать». Чуть позднее, в русско-турецкой войне 1787-1791 годов, драгуны порой буквально творили чудеса. Так, выполняя приказ Суворова, они молниеносно достигли крепости Кинбурн, преодолев 50 километров за пять часов с полной боевой выкладкой! История войн не знала подобных маршей крупных формирований. Изумленный и одновременно обрадованный Суворов назвал кавалеристов своим «знатным резервом» и проследил за тем, чтобы каждого драгуна полка достойно поощрили: командир части подполковник Юшков получил орден Св. Георгия 4-й степени, солдаты - денежные премии. Показательны слова одного из летописцев тех событий: «Полки соперничали в выносливости и способности к преодолению разного рода препятствий, совершали поразительные форсированные марши, переплывали большие реки, преодолевали без малейшей задержки высокие горы и глубокие пропасти, отличались в бою смелостью и воодушевлением, достойным высшей похвалы…». Прекрасный пример для подражания подчиненным подавали офицеры, такие, как командир Санкт-Петербургского драгунского полка Михаил Дмитриевич Балк. В его боевой биографии немало эпизодов, свидетельствующих о воинском искусстве и безудержной отваге военачальника. В 1807 году под Прейсиш-Эйлау он столь решительно атаковал французов, что те бежали, оставив на поле боя «орла» - символ, которым Наполеон отличал свои лучшие формирования. В бою у Фридланда вражеская картечь нанесла Балку, находившемуся по своему обыкновению в самом пекле, тяжелое ранение в голову. Искусные армейские хирурги вставили взамен поврежденной кости серебряную пластину, и мужественный генерал вернулся в боевой строй. К началу Отечественной войны драгунские полки представляли собой самый массовый и грозный вид регулярной конницы. Следуя суворовской тактике, они отказались от спешивания в бою и обычно дрались с неприятелем только палашами, лишь в случае острой необходимости извлекая из седельных сумок пистолеты. Неувядаемой славой покрыли они себя в баталиях 1812 года, стойко сражаясь и на Багратионовых флешах, и на батарее Раевского, обращая в бегство французов, имеющих численное превосходство. Конечно же, не щадя живота своего. К примеру, в Бородинской битве в Сибирском драгунском полку осталось менее четверти личного состава, в том числе всего 3 офицера, но никто из драгун не показал врагу спину. По заслугам многие из них были награждены. Так, серебряные трубы с Георгиевскими крестами получил лейб-гвардии Драгунский полк, Георгиевские трубы - Рижский и Черниговский, Георгиевские штандарты - Киевский, Харьковский и Новороссийский драгунские полки. Однако и после победоносного возвращения русской армии из Парижа для некоторых драгунских частей война не окончилась. В те годы царское правительство активизировало боевые действия на Кавказе, замыслив во что бы то ни стало присоединить к России Чечню, горный Дагестан и некоторые другие территории. Для решения этих задач в составе «ограниченного контингента» войск на юг был направлен прошедший горнило многих войн один из старейших конных полков - Нижегородский. С кем только не довелось скрестить клинки драгунам-нижегородцам в этой почти пятидесятилетней кампании - и с турками, и с иранской феодальной конницей, и с мюридами, объявившими русским газават. Именно сюда ссылали неугодных царю офицеров, в частности декабристов. И далеко не случайно в 1827 году его возглавил после шестимесячного заключения, в течение которого шло следствие, полковник Николай Николаевич Раевский, сын знаменитого генерала, героя Отечественной войны 1812 года. Не сумев доказать причастность офицера к заговору против царя, его направили на Кавказ - с глаз долой. В этом же полку рядовым служил приятель Пушкина и декабрист Александр Иванович Одоевский, бывший офицер лейб-гвардии Конного полка. Не суждено ему было вернуться в родные края. В отличие от Михаила Юрьевича Лермонтова, переведенного в Нижегородский полк из лейб-гвардии Гусарского за стихи «На смерть поэта» и через год возвратившегося в Россию. В разное время здесь служили А. Г. Чавчавадзе, А. С. Пушкин, А. А. Брусилов и многие другие выдающиеся офицеры. Уместно заметить, что ни в одном другом полку не было столько Георгиевских кавалеров. К началу Первой мировой войны часть имела Георгиевский штандарт с Александровской юбилейной лентой, 17 Георгиевских труб, особую форму и «азиатские шашки». Несмотря на широкое распространение современного нарезного огнестрельного оружия и совершенствование инженерных заграждений, кавалерия держалась, что называется, на скаку почти до середины 60-х годов XIX века, когда Россия, по сути, проигравшая Восточную войну, вслед за европейскими странами приступила к реформе регулярных конных полков. Одним росчерком пера их численность сократили почти вдвое, увы, не предложив ничего взамен единственному действительно мобильному роду войск. Что ж, ломать - не строить… Куда разумнее было не рубить под корень боевые части, а заняться разработкой новой тактики их действий. А что такое новое? Зачастую - хорошо забытое старое. Сама обстановка на поле боя требовала возвращения к жизни старых драгун, способных умело сражаться с противником как в конном, так и в пешем строю. Это наглядно подтвердила русско-турецкая война 1877-1878 годов. Итог закономерен (все-таки сильны мы задним умом): большинство полков регулярной русской конницы преобразовали в драгунские, а их обучение адаптировали к реальной обстановке на полях сражений. Что во многом способствовало успешному применению драгун в русско-японской войне, где особенно доблестно сражался Приморский полк, в миссию которого входила рекогносцировка местности и уничтожение передовых отрядов неприятеля. Геройски воевал он и в Первую мировую. Последний факт признавала даже противная сторона. Вот что писал спустя полтора десятилетия генерал фон Позек в работе «Германская конница в Литве и Курляндии»: «Русская конница была достойным противником. Ее состав был прекрасен. Особенно она отличалась в разведке. Ее дозоры и разъезды появлялись повсюду и отличались умением хорошо применяться к местности. Русская конница никогда не избегала ни конного, ни пешего боя…». Показательно, что в драгунских полках прошли боевую закалку многие выдающиеся военачальники Советского Союза, и в их числе - маршалы Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский и другие. И хотя революция подвела черту под полной военных опасностей и смертельных рисков историей драгунских полков, в Лету «драконы» канули непобежденными. Александр УШАР май 2007 года
|
